среда, 1 января 2014 г.

№33 Александр Архангельский о журналистике и литературе, эффективности и компромиссе

Александр Архангельский - писатель и литературовед, публицист и критик, ведущий аналитического ток-шоу "Тем временем" на канале "Культура" и профессор факультета медиакоммуникаций Высшей школы экономики. Мы беседуем о журналистике, публицистике и литературе, о творчестве в плотном и рациональном городе, о том, каким образом соединяются столь разные профессиональные роли в жизни одного человека.
Александр Николаевич, в декабре начинается цикл ваших лекций о творчестве Пушкина, в проекте "Прямая речь", в котором вы участвуете не первый раз. Какие цели вы ставите перед собой?
Я предпочитаю не планировать и не разбивать свою жизнь по целям. Я занимаюсь только тем, что мне интересно, с одной стороны, и тем, что является работой, с другой. Это проект может идти сегодня только в Москве и нигде больше, поскольку нигде больше не дают покупать билеты на интеллектуальное событие. Это, с одной стороны, просветительский проект, с другой стороны, работа. И здесь я выступаю как литератор, но не строгий литературовед.

То есть этот проект, возможен только "в плотном городе", где, по вашим словам, "хорошо ходить на службу, но совершенно невозможно писать и что-то придумывать"? Где же место творчеству, ведь "интересным" невозможно заниматься не-творчески.
Прежде всего, необходимо разделить жизнь на несколько уровней, чтобы не путать задачи. Преподавать можно, работать можно, можно плотно заниматься проектами, рационально обсчитанными. Например, можно делать школьные учебники, чем я и занимаюсь. Можно выбирать время, либо рано утром, либо поздно вечером, и делать то, что подлежит жесткому планированию, зависит только от тебя и твоей воли. Но есть вещи, которые предполагают свободу, сосредоточенность и погружение в себя, поэтому я стараюсь выезжать раз в два месяца в другие места, чаще во Францию, чтобы взаперти нарабатывать, а дальше - дисциплинированно наработанные "сгустки" превращать и разворачивать в какие-то истории, линии.

Вы преподаете будущим журналистам, а после окончания МГПИ вы сторонились педагогической деятельности и даже подделали медицинское заключение о том, что ваше состояние здоровья запрещает работать по профессии. Почему?

Я не хотел в советскую школу. Это вполне понятное нежелание. Но, уже будучи студентом, я вел литературные кружки в Московском дворце пионеров. Этим я был готов заниматься и потом. В том числе, преподавать в институте. Но преподавать в школе, работать в казенной политической системе я не хотел. Поэтому я уходил не от педагогики в целом, а от определенной педагогики в определенную историческую эпоху.

Как вы разграничиваете для себя три сферы, публицистику, журналистику и литературу?

Журналистика - это та область, та сфера, где вы рассказываете о событиях как таковых или о том, что думают разные люди про эти события, формы жизни, области знаний. И в качестве журналиста я работаю в телепрограмме. Я журналист, моя задача - не предъявить свои идеи, а определить людей, которые об этих идеях рассуждают с разных позиций. В чем авторство? Оно заключается в выборе направления пути, людей. Но я точно не первая скрипка, ее составляют гости программы. Публицистика - это другая история. Я рассказываю о жизни, окружающей меня, делюсь своим мнением и преподношу его в качестве события. Это прямое и словесно витиеватое высказывание. И есть литература. Она не предполагает прямого высказывания, более того, это высказывание мешает литературе. Где появляется лобовое высказывание, там гаснет событие литературы. До конца, наверно, невозможно сохранить чистоту этих жанров. Несомненно, этот факт чему-то помогает, а чему-то мешает.

14 лет назад вы написали в журнале "Новый мир": "Негде взять литературных журналистов". Что происходит в литературной критике сегодня?

Ситуация стала только хуже. Писателю в каком-то смысле проще - книги могут пережить какое-то время, полежать, преобразоваться, а потом выйти в свет. А критик не может себе этого позволить, потому что он по определению "здесь и сейчас". То, что критик написал по поводу книг в 2001 году, не очень интересно читать в 2011. Может, через 50 лет это заинтересует десяток историков литературы, но это не будет интересно всем. Литературный журналист должен работать, он должен зарабатывать. Все меньше таких мест и инфраструктур, где это можно сделать. Люди среднего и старшего поколению уходят из критики, так как это очень тяжелая, изматывающая работа, и вместо них приходят молодые. Немногочисленные литературные журналисты сегодня ощущают себя критиками, вершителями судеб, не рассказчиками того, что происходит в литературе (событие, новая книжка), а оценщиками, что им не по плечу. С моей точки зрения, ситуация в инфраструктурном плане очень плохая: книжки выходят, пишутся, но обязательных институтов сопровождения, которые установили бы нормальную ситуацию, у нас нет. Есть аннотации, есть реклама, но нет анализа, нет разговора, нет людей, способных и имеющих право всерьез разговаривать о судьбах литературы и писателей.

Нельзя отрицать причастности государства к этому. Приведут ли недавние меры по "повышению эффективности деятельности государственных СМИ" (пр. ред: реорганизация РИА Новости и ликвидация Российской книжной палаты) к эффективности?

Прежде всего нужно понимать, что все государственное не может быть таким же эффективным, как частное. По определению. Государство так устроено. Это сложный и важный институт, плохо, когда его нет, и почти так же плохо, когда оно становится слишком большим, потому что государство всегда неповоротливое, компромиссное, всегда связанное с сиюминутными внутриполитическими интересами, давящее и т.д. Но можно быть более эффективным или менее эффективным. Если мы назовем эффективностью качественную работу, то на деньги налогоплательщиков РИА Новости с этой задачей успешно справлялись. Если мы говорим об эффективности экономии средств, то у них такой задачи и не было, они же по-другому устроены. Поэтому это не повышение эффективности, это нечто другое. У нас такие меры называются оптимизацией, на самом деле, это сокращение и зарезание. Помимо идеологических подоплек, помимо интриг бюрократических, это урезание финансирования. Эту ситуацию можно сравнить с реорганизацией РАН. Разве ситуация стала лучше? Нет. Осталось все то же самое, только деньги урезали. Разве РИА Новости после сокращения бюджета будут лучше? Нет, не будут. Министерство культуры закрыло искусствоведческий институт, который был в его составе - кому-то стало лучше? Нет. Государство неэффективно в сокращении расходов так же, как и в бюджетировании.

Получается, что эффективными могут быть только частные структуры?

Конечно, в идеале не должно быть ни государственных медиа, ни государственных ВУЗов. Государство должно быть регулятором, а не заказчиком. Но мы же понимаем, что в обозримом будущем этого не будет. Мы можем уничтожить то, что есть, не получив того, что должно быть. Поэтому давайте сначала мы будем, с одной стороны, проращивать частные структуры, а с другой, окружать себя защитной стеной благотворительных фондов, которые возьмут на себя миссию поддержки всего нерентабельного, а в культуре и в общественной жизни таких сфер очень много. Когда мы такой забор построим, когда мы прорастим достаточное количество частных институтов, тогда давайте и убирать государство отовсюду. То, как оно сегодня себя ведет, затаптывая, как слон в посудной лавке, все живое, - это безобразие.

Этот слон затоптал и Российскую Книжную Палату.

Это бред, это административный бред. Как это обычно получается в государстве? Принимается решение, потом спохватываются, начинают откатывать назад. Как с РИА Новости - вдруг сообразили, что зимнюю Олимпиаду в Сочи освещать некому. Но Книжную палату просто некому объяснить, и она не связана с такими проектами, как Олимпиада. А зачем она сдалась, не очень понятно. Поэтому лучше ее списать. В этом решении ничего нет политического. Мне кажется, это чисто коммерческий интерес, выдаваемый за патриотизм.

Закончили ли вы работу над циклом фильмов о почти забытых сегодня писателях с большими идеями?
Нет, он провалился, потому что деньги в стране кончились, и документалистика на канале, видимо, не возобновится. Мы нашли деньги "с бору по сосенке" только на фильм о Короленко.

Получается, в цикл не войдут запланированные фильмы о Соловьеве, Леонтьеве, Жаботинском?
Да, будет один Короленко. В лучшем случае начнем работу над ним в марте-апреле следующего года. Я надеюсь, что это мы сделаем. Больше я тратить такое количество времени на поиск денег не буду. Мне не хочется, я лучше книгу напишу. Профессиональным фандрайзерам это тоже не выгодно, потому что это не такие большие бюджеты, чтобы они получали свой посреднический процент, который их устраивает. Думаю, эта история закончилась.

Вы не раз говорили, что телевидение - это жанр самодержавия. Это продиктовано вашей ролью ведущего в программе "Тем временем"?
Я руковожу процессом. Для телевидения у меня минимальный набор времени. Но мы делаем все в ежедневном режиме втроем. Хотя обычно такую 45-минутную передачу втроем не делают, но мое слово первое и последнее. Я могу выслушать кого удобно, но входить в обсуждения, почему я принял какое-либо решение, просто невозможно. Как только я начну вводить демократию, то есть бесконечное совещание, обсуждение, согласование, я буду вынужден закрыть проект, потому что так управлять им станет невозможно. Это огромная технологическая цепочка: нужны декорации, аренды, настраивание отношений с каналом, технологические требования. ВТК - это миллиардный цех, и я начальник этого цеха. Конечно, в этом смысле я не могу себе позволить быть демократом. Невозможно.

В интервью Colta.ru вы сказали, что цель программы "склеивание слоя думающих людей". Программу смотрят и молодые люди - можно ли сказать, что в этом проявляется воспитательная функция ТВ?

Да, вы тоже вклеиваетесь. Вас туда завлекают умные люди, вы хотите быть в этом кругу. Это и есть склеивание образованного слоя. И ни один человек не скажет, что он образован до конца. Если он это сказал, то он дурак. Человек образовывается всю жизнь: по сравнению с кем-то мы всегда необразованные. По сравнению с теми, кем мы хотели бы быть, мы будем необразованными до конца жизни. Но это чувство, что мы хотим знать, познать мир в разных его проявлениях, и объединяет всех нас. Воспитательная функция не является установочной, она, скорее, следствие. Если у телевидения получилось кого-то и как-то воспитать - это хорошо, но это не его задача. Оно не может собою подменить жизнь. Только создать условие, чтобы жизнь развивалась.

Вы цитируете Пришвина "Надо найти хомут по шее". Какой вы дадите совет тем, кто никак не может его найти?
Пробуйте, пробуйте, только слушайте сердце. Оно вам подскажет, что ваше и не ваше. Но надо понимать, что в этой профессии без компромиссов обойтись невозможно, поэтому заранее найдите ватерлинию, проведите себе красную черту, за которую вы заступать ни в коем случае не будете, ни в политическом, ни в экономическом, ни в идеологическом, ни в нравственном, ни в каком ином отношении. Никто за вас эту линию не проведет. Вы сами должны понять для себя, что для вас приемлемо и что неприемлемо, но уже за эту черту не переступайте никогда.

Комментариев нет:

Отправить комментарий